Она живет
Она живет, как птичка в кулаке,
в мозолистой горсти родного века,
в панельных стенах, в царстве грубых линий,
прямых углов, бетонных тупиков,
где в ноябре светает, как сквозь сито,
ее несет окрашенный экспресс,
на поворотах душу вытрясая,
как из кармана мусор и бумажки.
И вот, сырым закрученная ветром,
прорвав слои бензинных испарений,
сквозь жирные коричневые тучи,
ее душа легко летит по небу.
А между тем она сидит в конторе
и шлепает на пишущей машинке
какие-то приказы, отношенья,
инструкции, запросы и отчеты,
немыслимые аббревиатуры,
словесные уродцы-обороты
похожи на детей неполноценных,
отравленных во чреве алкоголем,
вином восторгов административных,
как будто перед нею не бумага,
а белая приютская палата,
какой-нибудь районный дом малютки...
Она в горшке разводит незабудки
и держит мышку в ящике стола.
Ей к чаю достается пастила
из спецзаказов шефа-балагура.
Машинки стук... Сто десять плюс халтура...
Она живет, как птичка в кулаке,
в гудящем, крупноблочном сквозняке,
спокойно дремлет под программу "Время"...
Во сне густеет, каменеет время,
свой каменный кулак сжимает век.
Родимый век, родимая столица.
...Там где-то в небе пасмурном твоем
летит душа. Пускай же ей летится,
легко летится над жильем-бытьем.
Она живет, как птичка в кулаке,
в мозолистой горсти родного века,
в панельных стенах, в царстве грубых линий,
прямых углов, бетонных тупиков,
где в ноябре светает, как сквозь сито,
ее несет окрашенный экспресс,
на поворотах душу вытрясая,
как из кармана мусор и бумажки.
И вот, сырым закрученная ветром,
прорвав слои бензинных испарений,
сквозь жирные коричневые тучи,
ее душа легко летит по небу.
А между тем она сидит в конторе
и шлепает на пишущей машинке
какие-то приказы, отношенья,
инструкции, запросы и отчеты,
немыслимые аббревиатуры,
словесные уродцы-обороты
похожи на детей неполноценных,
отравленных во чреве алкоголем,
вином восторгов административных,
как будто перед нею не бумага,
а белая приютская палата,
какой-нибудь районный дом малютки...
Она в горшке разводит незабудки
и держит мышку в ящике стола.
Ей к чаю достается пастила
из спецзаказов шефа-балагура.
Машинки стук... Сто десять плюс халтура...
Она живет, как птичка в кулаке,
в гудящем, крупноблочном сквозняке,
спокойно дремлет под программу "Время"...
Во сне густеет, каменеет время,
свой каменный кулак сжимает век.
Родимый век, родимая столица.
...Там где-то в небе пасмурном твоем
летит душа. Пускай же ей летится,
легко летится над жильем-бытьем.
Т.Поляченко